Голоштанные
— Какой он был? Да самый обыкновенный, такой же голоштанный, как и все мы,— отвечает Марушин на расспросы о нашем знаменитом земляке. С Рудольфом Нуреевым они познакомились в начале 1950-х. Обоим по 13–14 лет, оба пришли в балетную студию городского Дома пионеров. Вадима танцы не увлекли, и вскоре он перешел к Вуколову в оркестр струнных инструментов, а Рудик продолжал танцевать. На гастроли по окрестным колхозам и пионерским лагерям выезжали все вместе, двумя-тремя автобусами. — По характеру он был очень шустрый, не тихоня. Особо его никто не выделял — мальчишка как мальчишка. Однажды на концерте хватились — нет Нуреева. С ног сбились, пока нашли. А он, оказывается, за ширмой уснул. Что он гений, это уж мы потом услышали. Сам Марушин — и это видели все вокруг — рос музыкантом. В семье было заведено хотя бы раз в неделю собираться по вечерам и устраивать домашние концерты. Мама, учительница начальных классов, играла на гитаре, сестренка на баяне, а отец с сыном — на любом инструменте. Слухом и голосом наделены были все, мой собеседник и сегодня может спеть и сыграть — хоть на мандолине, хоть на балалайке.

Город на семи холмах
Марушин называет себя коренным уфимцем и откровенно гордится этим: его семья живет здесь больше трехсот лет. — А корень у нас волжский, мы из мелкопоместных дворян. Правда, узнал я об этом очень поздно, когда отцу было уже за 90: при советской власти такие сведения лучше было держать при себе. Детство, проведенное на старинной уфимской окраине Архиерейка, думаю, и сделало из парня краеведа. То, что казалось ему таким обыденным и привычным, спустя годы вдруг превратилось в историю. Семья Марушиных занимала дом № 7 по улице Павлуновской, а в доме № 6 в свое время квартировал Федор Шаляпин. Сейчас этого дома нет, но в памяти Вадима Александровича его обстановка сохранилась во всех подробностях: мальчишкой он постоянно бегал туда к другу. Через два дома, на Волновой, жил художник Александр Тюлькин, у которого Марушин тоже не раз бывал; общался и с другим соседом, поэтом Назаром Наджми. — Мало кто знает, что в Уфе до войны был зоопарк. А я помню пустые клетки в саду на Случевской горе с табличками «волк», «медведь»,— Марушин неистощим на такие вот любопытные подробности. Между прочим, он в числе первых напомнил уфимцам, что в 1920-х годах в город приезжал Маяковский. — Уфа неповторима.

— Уфа неповторима. Как Москва и Киев, Рим и Константинополь, она стоит на семи холмах. Немногие города мира могут похвастать таким счастливым знаком, так что у нашей столицы многое впереди,— утверждает почетный краевед Башкортостана, vузыкант с дипломом лесника К десятому классу парень вовсю писал музыку, и учителя в школе не сомневались, что ему прямая дорога в консерваторию. В Союзе композиторов республики его прослушали, одобрительно покивали, но этим дело и кончилось. «Был бы ты «национальный кадр»,— развел руками зампредседателя союза,— мы бы направили тебя в Казанскую консерваторию по отдельной квоте. А так — извини…». Поступать на общих основаниях не имело смысла: самоучек без музыкальной школы не брали никуда. Сейчас Марушин признается: было очень обидно. Карьеру музыканта он продолжил… на лесном факультете Башкирского сельхозинститута. Был главным институтским запевалой, сочнял песни для художественной самодеятельности, победил на студенческом конкурсе баянистов, принимал участие в съемках первых передач Башкирского телевидения. А после института поступил-таки на вечернее отделение училища искусств по классу баяна и успешно его окончил. Диплом географического факультета БГУ получил, уже работая в школе, а увлечение фотографией привело на операторское отделение ВГИКа. Для всесоюзной конференции «Моя родина — СССР» он отснял с ребятишками фильм «Башкирия — страна яшм». Фильм занял первое место, автора зачислили во ВГИК, где он проучился два года и вынес много для себя полезного.

Не был только на Камчатке
И все-таки первым в длинном перечне увлечений Марушина стоит туризм. Уже в пять лет пацаненок, выросший на берегу Белой, умел разжечь костер под дождем и вскипятить чай. Из всего пространства бывшего СССР не побывал только на Камчатке. В его послужном списке альпинизм, горный и спелеотуризм, спортивные сплавы: Марушин был в числе первых в Башкирии туристов-проводников, несколько пещер занесены в каталоги под его именем. Едва ли не все водные и пешие туристические маршруты в республике разработаны при его участии, а если кто в школьные годы ходил в походы по Белой, Инзеру, Зилиму, знайте: наверняка руководитель вашей тургруппы обучался на семинарах у Марушина. В настоящие многодневные походы школьников теперь водят гораздо реже, а Марушин по-прежнему что ни лето собирает ребятишек — и вперед.

— Вот эту карту Башкирии с нанесенными туристическими объектами,— кивает он на стену кабинета географии,— я сам составил и обошел с ребятами сверху донизу. Есть экспедиции и посерьезнее, но это уже не с детьми. Выросли, к счастью, бывшие ученики, которые могут посадить своего учителя в джип и свозить на Алдан или приполярный Урал.

Несколько лет назад, не без помощи руководства республики, Марушин издал «Толковый словарь туриста Башкортостана», над которым работал сорок лет, а затем — серию книг карманного формата «Зовущие тропы Урал-батыра» — своего рода путеводитель по Башкирии. — Задумок много, и пороху пока хватает, но кому я нужен со своими знаниями? Невостребованность — вот моя беда,— признается он.

Почему стране не нужна география?
«Хоть стреляй, в школу не пойду»,— так ответил Марушин, когда на одном из турслетов ему предложили пойти в учителя географии. И всетаки в школе он работает уже полвека с приличным «хвостиком»: сначала в 93-й, сейчас в 42-й. Учебники не пересказывает и не заставляет заниматься зубрежкой детей. Считает: географию надо преподавать совсем по-другому, прежде всего воспитывая в учениках привычку думать и рассуждать.

— В классе я люблю почемучек,— говорит Марушин.— Они не дают учителю покрыться мхом. Как раз по этой причине многие мои коллеги их терпеть не могут, боятся обнаружить свое незнание. Я не боюсь — знать все невозможно, и если кто-то из ребят задает мне трудный вопрос, я ему же и поручаю найти на него ответ. Но потом я обязательно должен его спросить. С этого начинается доверие учеников к учителю и интерес к его предмету.

Марушин как-то подсчитал: среди его выпускников около сотни географов, включая докторов наук. На геофак поступали до 8–10 человек из каждого его класса. В принципе, удивляться тут нечему: многим ли географию в школе преподавал действительный член Русского географического общества, пожимавший руку самому Папанину?